Скачать 9.9 Mb.
|
32 Сидя под сосенкой лицом к морю, я собирался с мыслями. Первая двойняшка подходила вплотную, говорила со мной. У нее был шрам на левом запястье. Вторая обеспечивала эффект двойничества. К ней мне приблизиться не удастся. Разве что увижу на террасе, при свете звезд; но издали, издали. Близнецы… не всякому в голову придет, но я достаточно узнал характер Кончиса, чтобы не удивляться. Если ты богат, можно позволить себе и не такие диковинные игрушки. Чем диковиннее средство, чем нестандартнее, тем лучше. Я сосредоточился на той Лилии, с которой был знаком, на Лилии со шрамом. Сегодня, да и вчера вечером, она изо всех сил старалась прийтись мне по вкусу; будь она и вправду любовницей Кончиса, трудно объяснить, почему он с этим мирился и охотно оставлял нас наедине; я не мог всерьез предположить, что натура его до такой степени извращена. Лилия отчетливо давала понять: она ведет со мной некую игру – по указке Кончиса, но в то же время и для собственного удовольствия. Однако любая игра между мужчиной и женщиной, по каким бы правилам ни велась, имеет чувственную подоплеку; и вот сейчас, на пляже, меня беззастенчиво попытались обольстить. Видно, такова была воля старика; но сквозь кокетство и баловство в Лилии просвечивал иной, глубинный интерес – не тот, что пристал наемной актрисе. Кстати, ее «сценический стиль» был скорее любительски страстным, нежели профессиональным. Мелкие особенности ее поведения обличали девушку моих воспитания и среды: девушку с врожденным чувством порядочности, наделенную чисто английским юмором. Завзятый театрал отметил бы, что, несмотря на роскошную бутафорию, происходящее, увы, больше напоминает семейный розыгрыш, чем полноценный спектакль; каждый взгляд, каждая острота Лилии подсказывали, что меня, несомненно, морочат. Впрочем, именно эта манера и возбуждала во мне влечение, не просто плотское. Все ее жеманство казалось даже излишним. Я клюнул в тот самый момент, когда увидел ее загадочную улыбку – в прошлое воскресенье. Словом, если по сценарию ей полагается соблазнить меня, мне не спастись от соблазна. Это выше моих сил. Я был сладострастником и авантюристом одновременно; горе поэт, ищущий самовыражения коли не в стихах, то посредством рискованных приключений. Такого не надо искушать дважды. Но сейчас появилось новое искушение: Алисон. Ее радиограмма – точно палка, вставленная в колесо в самый ответственный момент. Я догадывался, как было дело. Письмо, написанное мной в понедельник, добралось до Лондона в пятницу или субботу, Алисон как раз отправлялась в рейс, настроение кислое, полчаса пришлось поболтаться по Элиникону(1) – и вот не удержалась, послала телеграмму. Ее весточка вторглась в мой комфортабельный мир докучным зовом далекой реальности, напомнила мне, отдавшемуся на волю естественных желаний, об условностях долга. Отлучиться с острова, бессмысленно потратить в Афинах целых три дня? Я перечел злополучный текст. Кончис, должно быть, тоже его прочитал – конверта не было. Очевидно, в школе радиограмму вскрыл Димитриадис. Выходит, Кончису известно, что меня вызывают в Афины, и он сообразил, что это та самая девушка, о которой я ему рассказывал, к которой мне нужно «плыть». Наверное, в связи с этим он и уехал. Чтобы отменить приготовления к следующим выходным. А я то надеялся, что он пригласит меня на все четыре дня каникул; что Алисон не примет мои вежливые авансы за чистую монету. И тут я понял, как надо поступить. Любой ценой воспрепятствовать встрече Кончиса и Алисон, больше того, ее приезду на остров, где они окажутся в опасной близости друг к другу. В крайнем случае отправлюсь к ней в Афины. Если он меня пригласит, воспользуюсь первым попавшимся предлогом и никуда не поеду. Если нет, Алисон сработает как запасной вариант. Внакладе я все равно не останусь. Международный аэропорт в Афинах. Меня опять позвал колокольчик. Пора обедать. Я собрал вещи и, пьяный от солнца, потащился к дому. Но то и дело украдкой поглядывал по сторонам в предвкушении новых действий мистического спектакля. Достигнув сосновой рощи, в ветвях которой хозяйничал ветер, я было решил, что предо мной вот вот явится очередная жуткая сцена – например, двойняшки рука об руку выйдут меня встречать. Но просчитался. Вокруг ни души. На обеденном столе только один прибор. Марии нигде не видно. Под муслиновой салфеткой – тарамасалата, вареные яйца, блюдо мушмулы. Трапеза под ветреной колоннадой помогла мне отделаться от мыслей об Алисон и приготовиться к новым изыскам Кончиса. Чтобы облегчить ему задачу, я устремился через лес к месту, где в прошлое воскресенье читал о Роберте Фулксе. Никакой книги я с собой не захватил, сразу улегся и закрыл глаза. 33 Подремать мне дали от силы минут пять. Я услыхал шорох и одновременно ощутил аромат сандаловых духов. Притворился спящим. Шаги приближались. Я различал похрустывание палых игл. Она остановилась прямо надо мной. Снова шорох, на этот раз громче: села почти вплотную. Кинет шишкой, пощекочет хвоинкой нос? Но она принялась тихо декламировать Шекспира.66 – Ты не пугайся: остров полон звуков – И шелеста, и шепота, и пенья; Они приятны, нет от них вреда. Бывает, словно сотни инструментов Звенят в моих ушах; а то бывает, Что голоса я слышу, пробуждаясь, И засыпаю вновь под это пенье. И золотые облака мне снятся. И льется дождь сокровищ на меня… И плачу я о том, что я проснулся. Я слушал молча, не открывая глаз. Она коверкала слова, чтобы подчеркнуть их многозначительность. Чистая, холодная интонация, ветер в сосновых кронах. Она умолкла, но я не поднял ресниц. – Дальше, – прошептал я. – Его призрак явился вас терзать. Я открыл глаза. Надо мной склонилось адское черно зеленое лицо с огненно красными зенками. Я подскочил. Она держала в левой руке китайскую карнавальную маску на длинной палочке. Я заметил шрам. Она переоделась в белую кофточку с длинными рукавами и серую юбку до пят, волосы схвачены на затылке черным вельветовым бантом. Я отвел маску в сторону. – На Калибана вы не тянете. – Так сыграйте его сами. – Я рассчитывал на роль Фердинанда. Снова прикрыв маской нижнюю половину лица, она состроила уморительно строгую гримасу. Игра, несомненно, продолжалась, но приняла иной, более откровенный оттенок. – А таланта у вас для этой роли хватит? – Я восполню недостаток таланта избытком страсти. В глазах ее не гас насмешливый огонек. – Это не положено. – Просперо запретил? – Возможно. – У Шекспира тоже с этого начиналось. С запрета. – Отвела взгляд. – Хотя в его пьесе Миранда была куда невиннее. – Фердинанд тоже. – Да, только я то вам правду говорю. А вы врете на каждом шагу. Не поднимая глаз, куснула губу. – Кое в чем не вру. – Имеете в виду черную собаку, о которой любезно меня предупредили? – И поспешно добавил: – Только, ради бога, не спрашивайте: «Какую черную собаку?» Обхватила руками колени, подалась назад, вглядываясь в лес за моей спиной. На ногах идиотские черные туфли с высокой шнуровкой. Они ассоциировались то ли с какой нибудь консервативной деревенской школой, то ли с миссис Панкхерст67 и ее робкими потугами на преждевременную эмансипацию. Выдержала долгую паузу. – Какую черную собаку? – Ту, с которой утром гуляла ваша сестра двойняшка. – У меня нет сестры. – Чушь. – Я улегся, опираясь на локоть, и улыбнулся ей. – Куда вы исчезли? – Пошла домой. Плохо дело; с главной маской она не расстается. Оценивающе оглядев ее настороженное лицо, я потянулся за сигаретами. Чиркнул спичкой, сделал пару затяжек. Она не сводила с меня глаз и вдруг протянула руку. Я дал сигарету и ей. Она напрягла губы, точно собираясь целоваться – так делают все начинающие курильщики; глотнула немного дыма, потом побольше – и закашлялась. Зарылась лицом в колени, держа сигарету в вытянутой руке (забери!); снова кашель. Изгиб шеи, тонкие плечи напомнили мне вчерашнюю нагую нимфу, такую же высокую, стройную, с маленькой грудью. – Где вы обучались? – спросил я. – Обучалась? – В каком театральном училище? В Королевской академии? – Ответа не последовало. Я копнул с другой стороны: – Вы весьма успешно пытаетесь вскружить мне голову. Зачем? На сей раз она не стала напускать на себя оскорбленный вид. Желанные перемены в ней отмечались не обретениями, а потерями – когда она будто забывала, чего требует роль. Подняла голову, оперлась на вытянутую руку, глядя мимо меня. Снова взяла маску и загородилась ею точно чадрой. – Я Астарта, мать таинств. Широко распахнула веселые серо синие глаза; я усмехнулся, но криво. Надо дать ей понять, что ее импровизации становятся все однообразнее. – Увы, я безбожник. Отложила маску. – Так я научу вас верить. – В розыгрыши? – И в розыгрыши тоже. С моря донесся шум лодочного мотора. Она тоже его услышала, но и виду не подала. – Давайте как нибудь встретимся за пределами Бурани. Повернулась лицом к югу. В ее тоне поубавилось старомодности. – Как насчет следующих выходных? Я сразу понял: она знает об Алисон; что же, попробую и я прикинуться простачком. – Согласен. – Морис никогда не позволит. – Вы уже не в том возрасте, чтоб ему докладываться. – А я думала, вам надо в Афины. Я помедлил. – В здешних забавах есть одно свойство, которое меня совсем не веселит. Теперь она, как и я, опиралась на локоть, повернувшись ко мне спиной. И, когда снова заговорила, голос ее звучал тише. – С вами трудно не согласиться. Сердце мое забилось; это уже несомненная удача. Я сел, чтобы видеть ее лицо, по крайней мере в профиль. Выражение замкнутое, напряженное, но на сей раз, кажется, не наигранное. – Так вы признаете, что все это комедия? – Отчасти. – Коли вам она тоже не по душе, выход один – рассказать, что происходит на самом деле. Чего ради здесь копаются в моей личной жизни. Покачала головой. – Не копаются. Он упомянул об этом вскользь. Вот и все. – Не поеду я в Афины. Между ней и мною все кончено. – Лилия молчала. – Потому я и отправился сюда. В Грецию. Чтобы раз и навсегда прекратить эту волынку. – И добавил: – Она австралийка. Стюардесса. – И вы больше не… – Что – «не»? – Не любите ее? – О любви тут говорить не приходится. Опять промолчала. Разглядывая упавшую шишку, вертела ее так и сяк, словно не зная, как выпутаться из неловкости. Но в ее движениях чувствовалось неподдельное, не предусмотренное сценарием смущение; и подозрительность, точно она хотела мне поверить и не могла. – А старик вам что наплел? – спросил я. – Что она назначила вам встречу, больше ничего. – Теперь мы просто друзья. Оба мы понимали, что наша связь – ненадолго. Изредка переписываемся. Вы ведь знаете австралийцев, – добавил я. Она помотала головой. – История обрекла их на сиротство. Не ясно, какой они национальности, где их настоящая родина. Чтобы вписаться в английскую жизнь, ей нужно было бы отрезать целый кусок души. С другой стороны… видимо, главное чувство, которое я к ней испытывал – чувство жалости. – Вы… жили друг с другом как муж с женой? – Если вам угодно пользоваться этим жутким выражением – да. Несколько недель. – Важно кивнула, будто благодаря за столь интимное признание. – Любопытно, почему вас это так интересует. Она лишь качнула головой, как человек, сознающийся, что не в силах ответить точно; но этот простой жест оказался красноречивее любых слов. Нет, она не знает, почему ее это так интересует. И я продолжал: – На Фраксосе, пока я не протоптал сюда дорожку, мне пришлось туговато, не скрою. Довольно, что ли, тоскливо. Понятно, я не любил… ту, другую. Просто она была единственным светлым пятном. Не более того. – А может, для нее единственное светлое пятно – вы. Я не смог побороть смешок. – Она спала с десятками мужчин. Честное слово. А после моего отъезда – по меньшей мере с тремя. – По белой кофточке испуганно карабкался рабочий муравей; я протянул руку и смахнул его вниз. Она, должно быть, ощутила мое прикосновение, но не обернулась. – Может, хватит притворяться? В реальной жизни вы, наверно, попадали в такие же истории. – Нет. – Снова замотала головой. – Но с тем, что у вас есть реальная жизнь, вы спорить не стали. Протестовать бессмысленно. – Я не собиралась совать нос в чужие дела. – Вы также понимаете, что я разгадал вашу игру. Не ставьте себя в дурацкое положение. Помолчав, она выпрямилась и повернулась ко мне. Оглянулась по сторонам, уставилась мне в лицо; взгляд взыскующий и неуверенный, но хотя бы отчасти признающий мою правоту. Тем временем невидимая лодка приближалась к острову. Она явно держала курс на залив. – За нами наблюдают? – спросил я. Повела плечом: – Тут за всем наблюдают. Я посмотрел вокруг, но ничего не заметил. Снова повернулся к ней. – Пусть так. Но никогда не поверю, что каждое наше слово подслушивается. Уперлась локтями в колени, ладонями обхватила подбородок, глядя поверх моей головы. – Это похоже на прятки, Николас. Нужно затаиться: тот, кто водит, совсем рядом. И не высовываться, пока тебя не нашли. Таковы правила. – Но ими предусмотрено, что найденный выходит из игры, а не продолжает прятаться. – И добавил: – Вы не Лилия Монтгомери. Если она вообще существовала на свете. Быстрый взгляд. – Существовала. – Даже старик признает, что вы не она. А почему вы так уверены? – Потому, что сама существую. – Значит, вы ее дочь? – Да. – Как и ваша сестра. – Я единственный ребенок. Это было чересчур. Не дав ей опомниться, я встал на колени, схватил ее за плечи и повалил навзничь – так, чтоб она не смогла отвести взгляд. В глазах ее мелькнул страх, и я этим воспользовался. – Послушайте. Все это весьма забавно. Однако у вас есть сестра двойняшка, и вы это знаете. Вы неплохо проделываете фокус с исчезновением, выучили всякие словечки из эпохи первой мировой и из мифологии… Но две вещи не скроешь. Во первых, вы далеко не глупы. И во вторых, состоите из такой же плоти и крови, что и я. – Я сильнее сжал ее плечи под тонкой кофточкой; она поморщилась. – Может, вы поступаете так из за того, что любите старика. Может, он вам платит. Может, для собственного развлечения. Не знаю, где вы с сестрой и остальной компанией прячетесь. И знать не желаю, потому что ваш спектакль приводит меня в восторг, мне нравитесь вы, нравится Морис, и в его присутствии я готов лицедействовать сколько понадобится… но нам то с вами зачем друг друга обманывать? Делайте, что от вас требуют. Но, ради бога, не слишком усердствуйте. Договорились? Произнося эту тираду, я смотрел ей прямо в глаза и под конец понял, что победил. Страх уступил место покорности. – Вы мне всю спину свезли, – сказала она. – Там какая то фигня вроде камня. Это подтверждало мою удачу; я отметил, как изменилась ее манера выражаться. – Так то лучше. Отпустив ее, я встал и закурил. Она уселась, выгнула спину, помассировала ее; в том месте, где я прижал ее к земле, и вправду лежала шишка. Поджала ноги, уткнулась в колени. Глядя на нее, я ругал себя, что не догадался применить силу раньше. Она глубоко зарылась лицом в складки юбки, обхватила руками икры. Ее молчание и неподвижность затягивались. До меня дошло: она делает вид, что рыдает. – Плач у вас выходит так же бездарно. Помедлив секунду другую, подняла голову и скорбно взглянула на меня. Слезы были настоящие. Я видел, как они дрожат на ресницах. Отвернулась, точно перебарывая слабость, вытерла глаза тыльной стороной ладони. Я присел рядом с ней на корточки; предложил сигарету, она не отказалась. – Спасибо. – Я не хотел сделать вам больно. На сей раз она затягивалась глубоко и не кашляла. – Не могла сдержаться. – Вы просто чудо… Вы не представляете, до чего необычные переживания мне подарили. В хорошем смысле необычные. Но поймите, в каждом из нас есть ощущение реальности. Как земное притяжение. С ним не поспоришь. Взглянула с застенчивым унынием. – Вы даже не догадываетесь, как я вас понимаю. Новая перспектива: неужели ее каким то способом заставляют участвовать в спектакле? – Я весь превратился в слух. Опять взглянула поверх моей головы. – Помните, утром вы говорили… тут действительно есть что то вроде сценария. Я должна вам показать одну вещь. Просто скульптуру. – Отлично. Ведите. – Я поднялся. Она наклонилась, тщательно ввинтила окурок в землю и посмотрела на меня с подчеркнутым смирением. – Дайте… передохнуть. Не шпыняйте меня хотя бы минут пять. Я взглянул на часы. – Даже шесть. Но ни секундой больше. – Она протянула руку, и я помог ей подняться, но руку не отпустил. – Слово «шпынять» не подходит, когда я пытаюсь познакомиться поближе с такой очаровательной девушкой. Потупилась. – Чтобы казаться неопытной по сравнению с вами, ей не требуется актерских данных. – Это не делает ее менее очаровательной. – Тут недалеко, – сказала она. – Только на холм подняться. Держась за руки, мы пошли по краю лощины. Через несколько шагов я сжал ее пальцы, и она ответила слабым пожатием. Скорее залог дружбы, чем чувственности; но я легко поверил в искренность слов о том, что у нее мало опыта. Возможно, потому, что невероятно тонкие черты ее лица выдавали робкий характер и разборчивость недотроги. За напускным задором, за неверным покровом судьбы, которую она воплощала, угадывался трепетный фантом наивности, даже невинности; и я обладал всем необходимым, дабы в удобный момент этот фантом развеять. Ко мне вернулось отчаянное, волшебное, античное чувство, что я вступил в сказочный лабиринт, что удостоен неземных щедрот. И теперь, обретя Ариадну, держа ее руку в своей, ни за какие блага не согласился бы поменяться с кем либо местами. Все мои былые интрижки, все себялюбие и хамство, даже позорное изгнание Алисон в область давнего прошлого, какое я только что предпринял, уже неподсудны. В глубине души я всегда знал, что так и будет. |
![]() | Джон Роберт Фаулз Куколка В свое последнее крупное произведение автор всемирно известных бестселлеров «Коллекционер», «Волхв», «Любовница французского лейтенанта»,... | ![]() | Джон фаулзi II iii IV джон фаулз коллекционер I когда она приезжала... |
![]() | Джон Фаулз Любовница французского лейтенанта «проклятые вопросы» свободы воли и выбора жизненного пути, ответственности и вины, экстремальности критических ситуаций – и, наконец,... | ![]() | Джон Фаулз Любовница французского лейтенанта «проклятые вопросы» свободы воли и выбора жизненного пути, ответственности и вины, экстремальности критических ситуаций – и, наконец,... |
![]() | Джон Фаулз любовница французского лейтенанта «проклятые вопросы» свободы воли и выбора жизненного пути, ответственности и вины, экстремальности критических ситуаций — и, наконец,... | ![]() | Джон Фаулз Башня из черного дерева Хотя в этих его пометках и содержались некоторые указания на внешнее сходство с натурой (одна цветная полоска – поле, другая – освещенная... |
![]() | Джон Фаулз Башня из черного дерева Хотя в этих его пометках и содержались некоторые указания на внешнее сходство с натурой (одна цветная полоска поле, другая освещенная... | ![]() | Annotation Джон фаулз коллекционер То она ее на грудь перекидывала, то снова на спину. А то вокруг головы укладывала. И пока она не стала гостьей здесь, в моем доме,... |
![]() | Джон Фаулз Башня из черного дерева Перевод: К. Чугунова … Et par forez longues et lees Хотя в этих его пометках и содержались некоторые указания на внешнее сходство с натурой (одна цветная полоска – поле, другая – освещенная... | ![]() | Джон Фаулз Башня из черного дерева Перевод: К. Чугунова … Et par forez longues et lees Хотя в этих его пометках и содержались некоторые указания на внешнее сходство с натурой (одна цветная полоска – поле, другая – освещенная... |