И опять, и опять поделить на глотки
Скачать 446.05 Kb.
|
| и опять, и опять поделить на глотки эту песню о том, что темно мне в конце строки. P. S. Если свобода достигнута, узнают ее сразу и все, ибо: в других странствиях смерть - это конец! Она приходит, и занавес падает... Но у меня занавес приподнимается, и смерть уходит. почти Лорка Я вечно бы слушал ее вранье, И мне плакать хотелось от слов ее! Ее груди с сосками из золота, Они плещут в глазах словно солнце... И по правилам сердца я должен ослепнуть. И по правилам сердца я должен окрепнуть, В своей крепости видя лишь прелесть ее... Ее груди с сосками из золота Даже молотом ведьм не расколоты - Словно зеркальце говорящее! Ведь я вижу в нем настоящее... Ведь я вижу в нем все бесспорное... Даже вздорное непреходящее! И мне в зеркальце том просторно - Словно вороны глаз клюют - В очередности, но все глубже: Мне заложит глаза и уши! И уже я не там, а тут - То есть только под этим солнцем! Но с ее обнаженным сердцем Повстречался я лишь однажды: Захлебнувшийся тысячей солнц И потерянный в этом зное... Я узнал простор и простое, Я узнал утоление жажды. Когда одно будущее сталкивается с другим, Они друг друга отталкивают локотками И разными смотрят глазами На того, кто так нелюдим - И шарахается от обоих! Когда одно будущее сталкивается с другим: Как в блокадной очереди на рисунке! А кто-то чувствует себя пайкою в клетчатой сумке И переминается валенками в сугробе, И даже сбывается, наверное, чтобы... Или - дабы в этом матерчатом Собрании стволовом Его вобрал уже не потом (не тогда, когда продолжается) - А тогда, когда начинается! И я начал как этот вокзал (в просторечии, зал вокальный) - То есть, себя озвучивший! В ожидании ноты печальной Или - литаврами мучившей... Но обозначившись скрипкой, Как пленительной и величальной улыбкой. Когда одно будущее сталкивается с другим (с одной стороны - нагим, А с другой - дорогим предлагая) - Это значит, что разрывая И сшивая, как лоскуты, В одеяло, которым ты не укроешься от себя: Ибо ты - человек Воды И, дождинки свои любя, Не возвысишься до слезинки... А возвысишься до росинки, возникающей ниоткуда - Ибо это вовсе не чудо, Когда сталкиваешься с другим И становишься обратим: ибо - ты к нему обращаешься И как будто в меня превращаешься! Потому я с тобой на ты, Ибо ты из меня лоскуты понадергивал на просторе... Когда одно будущее сталкивается с другим, То заводят они разговоры Обо мне, оказавшимся прошлым - Обо мне, оказавшимся большим! Ведь на всех хватило меня... А ведь был я такая малость, Что добавлена к свету дня: Чтобы свет обернулся светом, И для ночи света осталось. Верста дорожная, простая красота! Уста твои разбиты, пыль глотая, Скиталица... Когда грешить и плакать, Тебя я женщиной своею нарекаю! Но вот ты сбрасываешь кожу имени И словно бы красоты утруждаешь Корыстью Дарвина... От ада и до рая Я расстояние тобою измеряю - Казалось бы, нам по пути с тобой! Казалось бы, мне не нужны года, Чтоб превзойти естественность отбора... Но сокрушать, быть может, города Способна и любовь, ведь города - не горы... Верста дорожная, простая красота Я как вода просачиваюсь в норы, Переполняя даже пустоту - Чтобы найти простую красоту! Чтобы пойти простою красотой И исцелить уста, и попросить прощения... Но не взнуздать холодной красоты Ни женщиной моей, ни восхищением! И начинать опять грешить и плакать, Искать и не найти успокоения. Но было мне видение в аду, Что я услышал пение рыб в пруду И наблюдал любовь, а не движения тел, И отыскал упавшую звезду, Которую найти хотел... Но было мне видение во тьме, Что я нашел падение звезды - Задолго до, и вот не дал упасть! Любому, позабытому во мне, Протягивал глоток воды... И оттого была дана мне власть С ней говорить... И вот мы говорили: - Послушай же! Мы столько раз уж были С тобой среди людей - порой как горстка пыли, Как птичия щебечущая рать! Случалось и звездой сгорать... Случалось и любить других, Описывая дантовы круги... Я так же видел из самих себя Не вышедших, друг друга не любя! - И все-таки мы столько раз любили Друг друга и других - под пение рыб в пруду, Что было мне видение в аду: Глоток воды для каждой горсти пыли. p. s. всякий труд гения не может не привлекать к себе пристального внимания - ибо: у вечности ворует всякий труд, себя считая собственною целью... у вечности ворую всякий труп, едва-едва пообещав спасения Полоска света под дверью кабинета, В котором работает отец мой небесный... Однажды мне стало тесно В этой полоске света - И я постучался в дверь! И я без потерь вошел... Но что же я там нашел Помимо полоски света? Привычно выпрямившись во весь рост И как обычно заглядывая ему в рот, Я выложил все как есть: - Прекратите меня есть! Не считайте меня телом, А считайте меня делом, Исполняющим вашу весть - Не считайте меня там... А считайте меня здесь! Перестаньте меня есть пришлепывающей губою: То есть - самого же себя! То есть - самим же собою... А в ответ я услышал свой собственный голос: - Ты считаешь меня, оттого и печалишься! А в ответ я стал тонким как волос, Которым ты забавляешься - Когда просто так улыбаешься! Вот так и бывает: уходишь из жизни, А потом в нее возвращаешься. Ты пишешь великую книгу По имени многоточие - Что пищею будет и птицей! Безбрачием и интригой Кровавою и любовной... Ты пишешь великую книгу, И выйдет она бездонной, Когда после стольких лет Всей бездною выйдет на свет И даст себя осветить! Ты пишешь великую книгу... И сколько пройдет еще бед, На живую сшивая нить По имени многоточие? И все более многоликих... Ты пишешь великую книгу И не видишь ее воочию - Ибо в книге той света нет! Пока не выйдет на свет И не даст себя осветить... Мир бездонный давно поглотить Могло бы отсутствие света (ибо - мир не вышел на свет И не видит себя воочию)... Но ты пишешь великую книгу По имени многоточие. Не испугаешь переменами лица, Но испугаешь переменами погоды И шлешь за переменами гонца: И вот уже отхлынувшие воды Смывают красоту с лица! И красота уже идет дождем... И красота идет по жести крыш: Любить и мыть! Любить и мыть! Полет - пусть даже вниз... Вот так мы поцелуями идем! Вот так мы поцелуями поем! Вот так мы поцелуи пьем... Но я смотрю, как просто ты стоишь, Подставивши лицо дождю - И не добавив миру искажения! Не уподобившись горластому вождю, Чтобы у мира - наше продолжение... И я смотрю, как просто ты стоишь, Когда вокруг тебя такая тишь: Ведь целый мир меняет выражение От вымытых зонтов и крыш. Ибо кесарю - кесарево сечение: Дабы извлечь из него продолжение Существования нации! И я принимаю роды (словно жду у моря погоды) У самого себя! Ибо кесарю - кесарево увеличение Собственного сознания, разбухающего изнутри: Переставшего быть умиранием И наставшего быть верой - Которой глаза протри (опять-таки изнутри)! Ибо кесарю - кесарева галера, У которой много весла, а на весле этом рабства - Которому несть числа (которое словно паста Из кровавых костей в колесе)... Ибо много народа - из которого кесари все, И не ждут у моря погоды, И роды готовы принять у своего соседа, А не у себя самого... Но это еще ничего! А потом начинается шторм сознания твоего, Меняющий содержание бессмысленного выживания И бесчисленного унижения (и едва ли не ставши последним в моем поколении) На трудное продолжение. P. S. Будда говорил: «мир - это страдание». Но он же говорил: «мир - это иллюзия». Поэтому, когда лукавый предложит тебе выбор между страданием и иллюзией, не выбирай. мир, который нас выбирает Встречая губы нагие (без грабь, без груб и без глуп), Отвечая своими губами И сталкивая их лбами - Чтобы ты не лежал как труп! Чтобы ты как труп не лежала... (не руками или ногами Душу свою продолжала) - А была совершенно другой... Как и ты совершенно другим! То есть больше, чем просто дорога, Которой идете друг другом - Друг друга встречая нагим... Отвечая своими губами И сталкивая их лбами, Распухшими от натуги! Чтоб остались наедине, Когда стала душа вдвойне... И чтоб жаворонок в тишине Над дорогой запел вдвойне! Такого не может быть, Но такое всегда бывает... Такое себя продолжает до самой последней пяди, Когда я слепые губы распахиваю для объятий. Когда бы полюбила ты меня, Тогда бы много больше изменила: Тогда бы мир вокруг переменила - И нам обоим стало в мире тесно! Поскольку оба вышли из груди... Когда б я полюбил тебя затем, Чтобы огня добавить впереди, Я совершил бы недурной обмен: Ведь камень сердца поменял на глину И поместил ее в твоей груди! Когда бы полюбили мы взаимно, Я этой глине совершил бы обжиг... Но прежде, до огня, я ей придал бы форму Крылатого коня! Но вот мы полюбили... Что нас ждет? Послушны как круги планетного движения, Мы были безразличны красоте (когда не рубит сталь, огонь не жжет), И вот теперь мы стали уязвимы - Теперь мы не проходим мимо, Как ветры в недоступной высоте! Мы словно бы привязаны друг к другу, Как мачты, что привязаны к мечте: Уходим в даль... Нас провожая, плачьте. Человек есть гомункул культуры, Над которой возможна душа! Как огонь над макулатурой Выглядывает, не дыша, В безвоздушность, что нас обступила! В невозможность, что как могила... В осторожность, что так студена: Она вовсе не пух тополиный, А как иней облепит грудь, Не давая простора вдохнуть... Человек есть гомункул культуры! И вот я зачерпну на пробу И на свет рассмотрю эту колбу, В которой зародыш мой: С тельцем маленького динозавра И с огромною головой! И увижу в своем завтра Уже выросшего динозавра, который заполнит мир - С губ облизывая как жир Его обступивший иней... Мы с тобою проходим мимо! Мы с тобою музей посетили, В котором мы лишь экспонаты (в котором богаты как боги)... Но нам по другой дороге. Свой взгляд догнать и взять его обратно, Покуда не сменила свой наряд... Чтобы на солнце не заметить пятна - Ведь люди о наряде говорят, Что прикрывают им свою природу! В земной коре безумствуют уроды: На их плечах не просто устоять И прикрывать собой от нижней непогоды Весь верхний мир, все небеса и воды - Чтобы себя искусным называть! Чтобы свой взгляд догнать и взять его обратно... Чтобы на солнце не заметить пятна, Сыгравши со светилами в пятнашки, Я человек, родившийся в рубашке, Что прикрывает всю мою природу... В земной коре безумствуют уроды, И под рубахой могут быть уроды Из тех, что свет пытались запятнать... На их плечах не просто устоять И прикрывать собою верхний мир: Все небеса и воды, твердь земную И даже смерть, к которой я ревную - Ведь из которой можно взять обратно Свой взгляд и не заметить пятна, Пока весь мир меняет свой наряд. p. s. кузнец, когда подковывает коня, на чьей он стороне (по которую от горизонта то есть)? и лишь ты на моей стороне: когда был я по обе стороны, ты всегда оставалась во мне. скакуна ничуть не жалея Ты будешь тем, что видишь, И тем, сто ненавидишь: Взгляд добежит до вещи И перестанет вещим! И переступит меньшее, от большего уйдя... Ты станешь как дитя, Которое играет лишь в плуги да стрелялки (взгляд добежит до палки, что взята обезьяной)... Ты станешь как карманы, в которых жизни больше, Чем больше в них еды! Чем больше в них руды для выплавки металла... Чем больше в них езды и прочих скоростей... Ты будешь тем, что видишь, А видишь ты так мало - не более страстей... Но как ты ненавидишь все мелкие победы, В которых утонул! Взгляд добежал до вещи, и вот я заглянул, Как ты переступаешь - ведь ты еще не знаешь, Что в этом перестуке И в этом перегляде есть радуга-дуга: Где берега до моря уже не досягают, Но взгляды добегают все далее, как волны... Ты будешь тем, что видишь, И всем, что ты наполнишь! И каждая стена, которой ты коснешься, Истает насовсем. Горбатого могила исправляла Недолгий срок, всего лишь жизнь одну: Был от рождения назван дон Кихотом - Как носорог, что смотрит на луну, Напрасно тратя зрение селезенки, Смотрели на него его потомки... А сам оп приписал себя к Ламанче, Назвавшись господин клочка земли, Которой (если зачерпнуть лопатой Одну шестую часть земли горбатой, То издали покажется стройней, Чем тополиный пух от тополей! Или простор полей, открытых небу, Покажется единственной долиной - Природой, для которой все едино! Теперь и я (как дон Кихот) сошел с ума В долину, где растут деревья смысла, И называю всех по именам: Что вор есть вор, дурак - дурак... Все это числа, Раздача по слогам клочков земли, Чтобы собрать одну шестую суши: Горбатого могила исправляла И оставляла ему только душу, Которая всегда лежит в пыли... И все-таки - в невиданной дали. Написанная с чистого листа, Любовь была немыслимо проста - Без прошлого и будущего в ней! Она звалась всего лишь настоящей: В ночное не стреноженных коней Она напоминала шаг летящий... Написанная с чистого листа, Страна была немыслимо проста - Без прошлого и будущего в ней! Стоящая на поле Куликовом, Она звалась всего лишь настоящей - Как солнце, что не ведает теней И расточает всю свою основу... Поскольку времена всегда одни, Она напоминала шаг летящий, А не считающий, как ночи или дни, И не считающий, как правда или ложь Себя соотнесут в своем соитии... |
Похожие:
 | Молча пересчитывают каждый по отдельности оставшиеся бюллетени, потом... ... | | После долгой дороги я вижу опять все ту же прихожую, ту же кротовую Знаю, я снова закрою глаза, чтобы вызвать условные краски и формы, и они мне позволят тебя обрести. А потом я их снова открою и увижу... |
 | - Ему говорят, что стех пор прошло семь лет. Билли в ужасе: у него опять украли кусок жизни! Его спрашивают: что значит «украли кусок... | | Опять же перевод |
| Annotation «Не беда! Подавай-ка его сюда! Я пришью ему новые ножки, Он опять побежит по дорожке» | | «Похищение» (doc-файл + фото в приложении) Опять не тот народ- у тверского оппозиционера плохими оказался не только народ, но и наблюдатели |
| О. Н. Арсеневская Котик Музик утром встал Жил-был Язычок в своем домике. Проснулся он рано утром, открыл окошко, посмотрел, какая погода. А потом опять в домик спрятался | | Эта же книга в других форматах Вскоре, в каком-то пристанционном городишке, наш поезд опять ушел на боковой путь, и я понял, что без пузыря токайского дальше сквозь... |
| Трейси Шевалье Падшие ангелы и опять посвящается Джонатану Проснувшись утром, я обнаружила у себя в постели какого-то незнакомого типа. Светловолосая голова принадлежала явно не моему мужу.... | | Название: Дыши Фандом Дин опять разозлился. Стоило Сэму немного опоздать с выстрелом, а старший брат уже рвет и мечет. Ну, конечно. Куда Сэму до него!... |